Русский кот-дворняга по кличке Жмурик ничего полезного для человечества
не совершил, но врезался в мою память. Он прыгнул выше корабельной мачты, а
был флегматичным котом.
Прибыл он к нам в бочке вместе с коробками фильма "Брильянтовая рука" по
волнам океана, как Царь Додон или царь Салтан - всегда их путаю. В бочке
котенок невозмутимо спал, и, как говорится, ухом не вел - ни когда спускали
бочку в волны с другого рыболовного траулера, ни когда швыряло ее по зыбям,
ни когда поднимали мы ее на борт.
За такую невозмутимость его и назвали Жмуриком, что на музыкальном языке
означает "покойник".
Был он рыж. Был осторожен, как профессиональный шпион-двойник: получив
один-единственный раз по морде радужным хвостом морского окуня, никогда
больше к живой рыбе не приближался. Когда начинали выть лебедки, выбирая
фал, Жмурик с палубы тихо исчезал и возникал только гогда, когда последняя,
самая живучая рыбина отдавала концы.
Прожил он у нас на траулере около года нормальной жизнью судового кота -
лентяя и флегмы. Но потом стремительно начал лысеть, а ночами то жалобно, то
яростно мяукать.
Грубоватый человек боцман считал, что единственный способ заставить
Жмурика не орать по ночам - это укоротить ему хвост по самые уши. Тем более
что у лысого Жмурика видок был, действительно, страшноватый. Однако
буфетчица Мария Ефимовна, которая была главной хозяйкой и заступницей
Жмурика, сказала, что все дело в его тоске по кошке. И командованием
траулера было принято решение найти Жмурику подругу.
Где-то у Ньюфаундленда встретились мы с одесским траулером. Двое суток
они мучили нас вопросами о родословной Жмурика, выставляли невыполнимые
условия калыма и довели Марию Ефимовну до сердечного припадка. Наконец
сговорились, что свидание состоится на борту у одесситов, время - ровно один
час, калым - пачка стирального порошка "ОМО". Родословная Барракуды - так
звали их красавицу - нас не интересовала, так как Жмурик должен был, как и
мавр, сделать свое дело и уходить.
Я в роли командира вельбота, Мария Ефимовна и пять человек эскорта
отправились на траулер одесситов. Жмурик сидел в картонной коробке от
сигарет "Шипка". Вернее, он там спал. Пульс восемьдесят, никаких сновидений,
никаких подергиваний ушами, моральная чистота и нравственная готовность к
подвигу. Но на всякий случай я взял с собой пятерых матросов, чтобы оградить
Жмурика от возможных хулиганских выходок одесситов - с ними никогда не
знаешь чем закончится: хорошей дракой или хорошей выпивкой.
Мы немного опаздывали, так как перед отправкой было много лишних, но
неизбежных на флоте формальностей. Например, часть наших считала неудобным
отправлять Жмурика на свидание в полуголом, облысевшем виде. И на кота была
намотана тельняшка, на левую лапу прикрепили детские часики, а на шею
повязали черный форменный галстук.
Накануне Жмурику засовывали в пасть вяленый инжир и шоколад, - впрочем,
перечислить все моряцкие глупости и пошлости я не берусь. Приведу только
слова наказа, которые проорал капитан с мостика: "Жмурик, так тебя итак!
Покажи этой одесситке, где раки зимуют!" Каким образом Жмурик мог показать
Барракуде зимовку раков, скорее всего не знал даже наш бывалый и скупой на
слова старый капитан.
И вот после неизбежных формальностей мы наконец отвалили.
Рядом со мной сидела помолодевшая и посвежевшая от волнения, мартовских
брызг и сознания ответственности Мария Ефимовна. В авоське она везла коллеге
на одесский траулер пакет "ОМО" лондонского производства. А на коленях у нее
была картонка со Жмуриком. Я уже говорил, что кот спал спокойно. Он как-то
даже и не насторожился от всей этой суеты, которая напоминала суету воинов
перед похищением сабинянок. Здесь коту помогала врожденная флегматичность, к
которой бывают, как мне кажется, склонны и рыжие мужчины: рыжие и выжидать
умеют, и прыгать внезапно.
К сожалению, меня не насторожила обстановка на борту одессита. Просто я
другого и не ожидал. Вся носовая палуба кишмя кишела одесситами. Между
трюмами было оставлено четырехугольное пространство, обтянутое брезентовым
обвесом на высоте человеческого роста. Оно напоминало ринг. Барракуда была
привязана на веревке в дальнем от нас конце ринга. Она оказалась полосатой,
дымчатой, обыкновенного квартирно-коммунального вида кошкой. Не думаю, что
ее невинность, даже если о невинности могла идти речь, стоила такой
дефицитной вещи, как пачка "ОМО" лондонского производства.
Как всегда в наши времена, при любом зрелище вокруг толкалось человек
двадцать с фотоаппаратами, что было явно нескромно, - но чего можно ожидать
от одесских рыбаков в такой ситуации? Чтобы они все закрылись в каюте и
читали "Хижину дяди Тома"? Ожидять этого от одесситов было бы по меньшей
мере наивным. Поэтому я спокойно занял место, отведенное для нашей
делегации, и сказал, что времени у нас в обрез.
И вдруг Жмурик показал, где зимуют раки. И показал он это место не
только Барракуде, но и всем нам.
Когда картонку поставили внутрь ринга на стальную палубу и когда кот
сделал первый шаг из коробки и увидел Барракуду, то не стал выжидать и сразу
заорал.
У одного известного ленинградского романиста я как-то читал про козу,
которая "кричала нечеловеческим голосом". Так вот, наш Жмурик тоже заорал
нечеловеческим голосом, когда первый раз в жизни увидел одесситку с бельмом
на глазу.
От этого неожиданного и нечеловеческого вопля все мы, старые моряки,
вздрогнули, а один здоровенный одессит уронил фотоаппарат, и тот полыхнул
жуткой магниевой вспышкой.
Долго орать Жмурик не стал и, не закончив вопля, подпрыгнул над палубой
метра на два строго вверх. У меня даже возникло ощущение, что кот вдруг
решил стать естественным спутником Земли, но с первого раза у него это не
получилось. И, рухнув вниз, на стальную палубу, он сразу запустил себя
вторично, уже на орбиту метра в четыре. Таким образом, неудача первого
запуска его как бы совсем и не обескуражила.
Надо было видеть морду Барракуды, ее восхищенную морду, когда она
следила за этими самозапусками нашего лысого, флегматичного Жмурика!
Я знаю, что мы не используем и десяти процентов физических, нравственных
и умственных способностей, когда существуем в обыкновенных условиях. И что
совсем не обязательно быть Брумелем, чтобы прыгать выше кенгуру. Достаточно
попасть в такие обстоятельства, чтобы вам ничего не оставалось делать, как
прыгнуть выше самого себя, - и вы прыгнете, потому что в вашем организме
заложены резервы. И Жмурик это демонстрировал с полной наглядностью. Просто
чудо, что он не переломал себе всех костей, когда после третьего прыжка
рухнул на палубу минимум с десяти метров.
Я никогда раньше не верил, что кошки спокойно падают из окон, потому что
умеют особым образом переворачиваться и группироваться в полете. Теперь я
швырну любого кота с Исаакиевского собора. И он останется жив, если при этом
на него будет смотреть потаскуха-одесситка Барракуда.
Труднее всего передать то, что творилось вокруг ринга. Моряки валялись
штабелями, дрыгая ногами в воздухе, колотя друг друга и самих себя кулаками,
и, подобно Жмурику, орали нечеловеческими голосами. Такого патологического
хохота, таких визгов, таких восхищенных ругательств я еще нигде и никогда не
слышал.
Когда Жмурик без всякого отдыха ринулся за облака в четвертый раз, стало
ясно, что пора все это свидание прекращать, что траулер перевернется, а
матросня лопнет по всем швам. Капитан-одессит говорить тоже не мог, но
знаками показывал мне, чтобы мы брали кота и отваливали, что он прикажет
сейчас дать воду в пожарные рожки на палубу, чтобы привести толпу в
сознание, что необходимо помнить о технике безопасности.
Ладно. Каким-то чудом мне удалось поймать падающего уже из открытого
космоса Жмурика в картонную коробку из-под "Шипки". Потом мы все навалились
на крышку коробки и попросили у одесситов кусок троса, потому что Жмурик и в
коробке пытался запускать себя на орбиты в разные стороны, продолжал
мяукать, и выть, и крыть нас таким кошачьим матом, что сам кошачий бес
вздрагивал.
Боцман-одессит дал нам кусок веревки, взял за эту веревку расписку - так
уж устроены эти одесситы, - и мы поехали домой, какие-то оглушенные и даже
как бы раздавленные недавним зрелищем.
Жмурик притих в коробке: очевидно, он пытался восстановить в своей
кошачье памяти мимолетное видение Барракуды, которая растаяла как дым, как
утренний туман, без всякой реальной для Жмурика пользы.
Через неделю Жмурик оброс волосами, как павиан. И старая рыжая, и новая
черная шерсть били из его фонтаном. И весь его характер тоже разительно
изменился. Услышав грохот траловой лебедки, он мчался на корму, садился у
слипа и хлестал себя хвостом по бокам - точь-в-точь мусульманин-шиит. И
когда трал показывался на палубе, Жмурик бросался в самую гущу трепыхающейся
рыбы, и ему было все равно, кто там трепыхается - здоровенный скат или
акула.
И если вам когда-нибудь попадался в рыбных консервах черно-рыжий кошачий
хвост, то это был хвост нашего Жмурика, отхваченный ему под самый корешок
рыбой-иглой возле тропика Козерога.
Вскорости после потери хвоста он лишился левого уха, и пришлось
закрывать его в специальной будке, чтобы он не портил рыбу и не погиб сам в
акульей пасти.
И тут мы получили странную радиограмму от одесситов: "Сообщите состояние
Жмурика зпт степень облысения тчк. Судовой врач Голубенко".
Мы ответили: "Облысение прекратилось зпт кот оброс зпт как судовое днище
водорослями тропическом рейсе тчк Привет Барракуде". И сразу пришла
следующая радиограмма: "Факт обрастания Жмурика умоляю занести судовой
журнал тчк Работаю кандидатской двтч лечение облысения электрошоком тчк
Подавал на Жмурика тридцать три герца сорок вольт при четырех амперах".
Итак, мы узнали, почему Жмурик чуть было не превратился в естественного
спутника Земли. Но сам-то кот не мог об этом узнать. Он, очевидно, считал,
что тридцать три герца исходили не от листа железа на палубе, а от
Барракуды. И он свирепо возненавидел всех кошек. Однако это уже другая
история. Она не имеет прямого отношения к мировой научно-технической
революции.
|
|
- участник сейчас на форуме